Геннадий Шатков: жизнь великого спортсмена до и после бокса

Гeннaдий Ивaнoвич Шaткoв

гoды жизни: 1932–2009

Чeмпиoн XVI Oлимпийскиx игр 1956 гoдa в срeднeм вeсe   (до   75 кг)

Двукратный чемпион Европы 1955 и 1959 годов

Провел 217 боев, одержал   203 победы

Кандидат юридических   наук

В январе 1954 года после победы Геннадия Шаткова в матчевой встрече с румынами в Москве тогдашний старший тренер сборной СССР Константин Васильевич Градополов сказал ему: «Признаться, Шатков, давно я не испытывал такого удовольствия от боя. Думаю, у вас хорошее будущее». И пусть крепкий румынский средневес Петро Дека был Шатковым эффектно нокаутирован, но слова Градополова выглядели уж очень смелым авансом. Студенту юрфака Ленинградского государственного университета Гене Шаткову шел двадцать второй год, а он еще даже не выполнил норматив мастера спорта (тогда для этого нужно было выйти в финал чемпионата страны или несколько раз занять третье место). Его ровесник и позднее товарищ по сборной страны Владимир Енгибарян — уже чемпион Европы!

Ну да, Шатков выигрывал юношеское первенство страны, но сколько таких юных перспективных потом терялось, начиная боксировать «по мужикам».

Но если б в пятидесятые в СССР шуровали букмекеры, им стоило бы к   словам профессора Градополова прислушаться. В следующем году Шатков станет первым на Союзе, выиграет Европу, а еще через год станет в Мельбурне олимпийским чемпионом и получит орден Ленина. Высшая награда страны — в мирное время! — в двадцать четыре года! Причем формально Шатков даже не был первым советским олимпийским чемпионом по боксу — чуть раньше свои финалы выиграли боксеры более легких весовых категорий Владимир Сафронов и Енгибарян, но они получат только, соответственно, ордена «Знак почета» и Трудового Красного Знамени.

Шатков будет удостоен ордена Ленина наряду с многократными уже олимпийскими чемпионами — гимнастами Ларисой Латыниной, Валентином Муратовым, Виктором Чукариным, едва не умершим от истощения в фашистских концлагерях во время войны, и бегуном Владимиром Куцем, который победами в Мельбурне на дистанциях 5000 метров (с олимпийским рекордом) и 10   000 метров угробил здоровье; потом он еще продержался в сборной два года и даже установил один мировой рекорд, но больше уже ничего не выиграл. (Рассказывали, что после выдающейся победы в Мельбурне на «пятерке» к Куцу подошли большие начальники и сказали: «Володя, ты очень здорово готов, надо бежать еще и десять тысяч. — Да вы с ума сошли, я же потом сдохну! — Володя, надо, в интересах команды, ты сможешь. Подлечим, генеральскую пенсию обещаем (Куц был военнослужащим), орден Ленина получишь, если выиграешь. Надо, Володя, надо, ты же офицер».)

Впрочем, правомерность того, что Шатков стал кавалером ордена Ленина, не оспаривалась никем. В полуфинале секундант аргентинца Саласара после нокдауна его ученика выкинул полотенце на ринг — отказ от продолжения боя, в   финале чилиец Рамон Тапиа был сбит с ног сначала боковым слева, потом прямым справа — Шатков одинаково жестко заряжал с обеих рук. Причем казнь Тапиа была показательной. Перед боем Тапиа и Шаткова поместили под надзор судьи в одном помещении, к чилийцу пришли его кореша и стали что-то говорить, демонстративно смеясь и показывая на его соперника пальцем,   — мол, чувак, ты его сделаешь, не возись с этим щенком долго. «По отдельным выражениям я понял, что они ему говорят. Впервые за всю свою боксерскую практику я испытывал настоящую злость к противнику», — вспоминал Шатков. После отсчитанного рефери «восемь, девять, аут!» Тапиа не мог подняться еще долго, и секундантам пришлось его уносить.

В финале нужно было выигрывать убедительно. Бокс, как известно, вид спорта субъективный, после венгерских событий 1956 года отношение к Советскому Союзу в мире было не сильно доброжелательное, а тут еще американцы   — многолетние фавориты любительского бокса — в Мельбурне выступали безобразно, и судьи уже начали «прихватывать» кое-кого из их конкурентов, чтобы поражение команды США не выглядело уж слишком позорным (впрочем, боксеры США все равно командой займут только четвертое место после СССР, Англии и Румынии — это была катастрофа, и только боксеры полутяжелого и тяжелого веса спасли непобедимых прежде американцев от окончательного конфуза).

Шатков был, как сказали бы сейчас, жестким панчером, однако бои свои досрочно заканчивал нечасто: в основном на международных соревнованиях, когда нужно было выигрывать явно и без вопросов и в принципиальных встречах на внутреннем ринге.

Бокс, товарищи, не шашки, и удары по голове еще никому здоровья не прибавляли, и Шатков здесь вел себя исключительно благородно — даже на общем фоне. Тогда было принято, чтобы даже члены сборной страны участвовали во всех внутренних соревнованиях, чуть ли не первенствах водокачки, но соперников ниже классом они, как правило, не убивали. Заслуженный тренер РСФСР Олег Петрович Кузьмин вспоминал: «Во времена моей молодости первых-вторых номеров сборной СССР очень уважали, и когда с ними боксировали ребята ниже рангом, было неписаное правило, такая дедовщина с человеческим лицом: те, кто послабее, не «рвут», не пытаются «дедушек» жестко ударить, а те в   свою очередь позволяют соперникам добоксировать до конца и сохранить лицо. Бывали, впрочем, и   исключения.

Помню, во время командного Кубка СССР представитель иркутского «Локомотива» Пижан Джаши встречался с ленинградцем Иваном Соболевым, чемпионом СССР, членом сборной команды страны, призером Европы, и   в одной из атак взорвался — провел очень жесткую серию, у Ивана Панфиловича даже голова откидывалась. Я   никогда не видел Ивана — обычно добрейшего, милого человека   — таким злым. Соболев, собравшись, так врезал слева противнику по печени, что Пижан Джаши упал и на четвереньках   — рыча! — пополз за пределы ринга. Видимо, болевой шок был настолько сильным, что боксер перестал понимать, что с ним происходит, где он вообще находится. Иногда, впрочем, таких дерзких и честолюбивых наказать не удавалось. Так, Юрий Мавряшин — не великий, но хороший, злой, жесткий боец — однажды нокаутировал Бориса Лагутина».